Я тут как-то решила поиграться с фоточками, сидела меняла контрастность, яркость и цвет, смотрела, что получится. Если фото менялась до неузнаваемости, так, что сразу видно, что это компьютерная обработка, и мне нравился результат, я его сохраняла. А вот когда я подправляла лишь чуть-чуть или не чуть-чуть, но все равно можно было подумать, что обработки не было, что вот так вот все и выглядело в месте съемки, при сохранении измененной картинки возникало странное чувство преодоления сопротивления. Как будто дверь тугую плечом приходится подпирать.
Удивилась, с чего бы вдруг. А дело в том, что я ощущала отвественность перед гипотетическим зрителем фотки. То есть, раз я ее сохраняю, ее кто-нибудь когда-нибудь может увидеть, кроме меня, я имею ввиду. И этот человек не будет знать, как оно все выглядело по-настоящему, решит, что именно так, как на обработанной фотографии. И, таким образом, получит неверную, неправдивую информацию. То есть я обману человека. А обманывать я не люболю. То есть, я это делать умею. И даже, временами, неплохо. И осознаю, что это, нередко, необходимо. Но всегда это сопровождается чувством дискомфорта, ощущением неправильности происходящего. Как дышать в комнате, которую давно не проветривали. Единственная ложь, которая мне нравится - это шутка. Но тогда в условия задачи входит, что все заинтересованные лица знают, что все произносимое - неправда, но делают вид, что верят. И потому смешно. Поэтому фото с явной обработкой дискомфорта не вызывали. Им никто не поверит, никто не решит, что я действительно умудрилась где-то найти зеленый закат, например.
Из-за этого же стремления передать максимум информации в минимально искаженном виде мне бывает сложно рассказывать о событиях своей жизни. Я пытаюсь вспомнить все до мельчайших подробностей и все это вывалить несчастному слушателю. Разумеется, при этом получается очень некрасивая каша с нулевой информативностью. Или меня вовсе поймут неверно, потому что обратят внимание совсем не на те детали, которые были наиболее важны мне.
На пленэре для создания соотвествующей атмосферы были развешаны распечатки с высказываниями известных людей. То есть, я предполагаю, что они известны в соотвествующих кругах. Я-то из них почти ни о ком не слышала. И одна из цитат в неточном изложении звучит примерно так: художник, рисуя картину должен осознавать, что восприятие реальности и восприятие картины отличаются друг от друга, поэтому каритна, чтобы восприниматься похожей на реальность, должна от нее отличаться. Я это поняла, в крайнем проявлении частности, так, что если рисуешь пейзаж, например, то не нужно педантично высчитывать количество листочков на каждом дереве, а потом не менее педантично переносить на холст все высчитанные сотни. Или другой, уже реальный случай: если рисуешь череп, то не нужно прорисовывать ему ровно столько зубов, сколько видно с твоего ракурса. Иначе получится череп чудовища, а не человека.
То же самое и со словесной передачей информации. Опускание моментов, не имеющих отношения к теме повествования, не есть ложь и утаивание данных. А всего лишь вопрос уместности, зравого смысла и, наконец, гармоничности общей картины.
Вроде бы очевидно, но пока писала рассказ о дне в Кракове, не раз напоминала себе, что опустить некоторые подробности, не вписывающиеся в общий мотив повествования, не значит обмануть своих гипотетических читателей. А лишь не грузить их не слишком интересными подробностями. Все-таки я не свидетельские показания следователю даю. Кроме того, гармоничность и красота текста, подозреваю, не только мне важны. А то б я ими поступилась в угоду полноты передачи данных. А потом бы злилась, что опять какая-то лажа получилась.
И, кроме того, от субъективности восприятия никуда не деться в любом случае. Даже если я распишу события поминутно, она проявится в том, на что именно я обратила внимание. И тогда претензии на полноту передачи картины, скажем, какого-то города в словесном или графическом описании, наоборот, будут ложью. А усиление субъективности за счет использования фильтров и опускания излишних деталей, наоборот, будет честным ходом.
Поэтому я смело могу себе позволить делать свой текст красивым, по мере сил и умений.
Удивилась, с чего бы вдруг. А дело в том, что я ощущала отвественность перед гипотетическим зрителем фотки. То есть, раз я ее сохраняю, ее кто-нибудь когда-нибудь может увидеть, кроме меня, я имею ввиду. И этот человек не будет знать, как оно все выглядело по-настоящему, решит, что именно так, как на обработанной фотографии. И, таким образом, получит неверную, неправдивую информацию. То есть я обману человека. А обманывать я не люболю. То есть, я это делать умею. И даже, временами, неплохо. И осознаю, что это, нередко, необходимо. Но всегда это сопровождается чувством дискомфорта, ощущением неправильности происходящего. Как дышать в комнате, которую давно не проветривали. Единственная ложь, которая мне нравится - это шутка. Но тогда в условия задачи входит, что все заинтересованные лица знают, что все произносимое - неправда, но делают вид, что верят. И потому смешно. Поэтому фото с явной обработкой дискомфорта не вызывали. Им никто не поверит, никто не решит, что я действительно умудрилась где-то найти зеленый закат, например.
Из-за этого же стремления передать максимум информации в минимально искаженном виде мне бывает сложно рассказывать о событиях своей жизни. Я пытаюсь вспомнить все до мельчайших подробностей и все это вывалить несчастному слушателю. Разумеется, при этом получается очень некрасивая каша с нулевой информативностью. Или меня вовсе поймут неверно, потому что обратят внимание совсем не на те детали, которые были наиболее важны мне.
На пленэре для создания соотвествующей атмосферы были развешаны распечатки с высказываниями известных людей. То есть, я предполагаю, что они известны в соотвествующих кругах. Я-то из них почти ни о ком не слышала. И одна из цитат в неточном изложении звучит примерно так: художник, рисуя картину должен осознавать, что восприятие реальности и восприятие картины отличаются друг от друга, поэтому каритна, чтобы восприниматься похожей на реальность, должна от нее отличаться. Я это поняла, в крайнем проявлении частности, так, что если рисуешь пейзаж, например, то не нужно педантично высчитывать количество листочков на каждом дереве, а потом не менее педантично переносить на холст все высчитанные сотни. Или другой, уже реальный случай: если рисуешь череп, то не нужно прорисовывать ему ровно столько зубов, сколько видно с твоего ракурса. Иначе получится череп чудовища, а не человека.
То же самое и со словесной передачей информации. Опускание моментов, не имеющих отношения к теме повествования, не есть ложь и утаивание данных. А всего лишь вопрос уместности, зравого смысла и, наконец, гармоничности общей картины.
Вроде бы очевидно, но пока писала рассказ о дне в Кракове, не раз напоминала себе, что опустить некоторые подробности, не вписывающиеся в общий мотив повествования, не значит обмануть своих гипотетических читателей. А лишь не грузить их не слишком интересными подробностями. Все-таки я не свидетельские показания следователю даю. Кроме того, гармоничность и красота текста, подозреваю, не только мне важны. А то б я ими поступилась в угоду полноты передачи данных. А потом бы злилась, что опять какая-то лажа получилась.
И, кроме того, от субъективности восприятия никуда не деться в любом случае. Даже если я распишу события поминутно, она проявится в том, на что именно я обратила внимание. И тогда претензии на полноту передачи картины, скажем, какого-то города в словесном или графическом описании, наоборот, будут ложью. А усиление субъективности за счет использования фильтров и опускания излишних деталей, наоборот, будет честным ходом.
Поэтому я смело могу себе позволить делать свой текст красивым, по мере сил и умений.